Кто я? Где я? Куда я, куда?
Nautilus Pompilius.

… и сползая в гулкий водоворот сна. Все вокруг темнело, исчезая, какая-то вязкая пелена охватила голову, убаюкивая, напевая безмолвные заклинания. Мир вдруг обособился и отошел в сторону — звуки стали более отчетливыми и отдаленными, предметы съежились, поблекли, потом истаяли совсем. Передо мной струилась тяжелая мутная река; с ее противоположного берега, окутанного туманом, неслись сладкие звуки флейты. Река, мягко шелестя, ласкала мои ступни, рядом красиво звенел ручеек. Я сидел на берегу, на большом камне, намертво вдавленном в песок; позади, метрах в двух от меня, взлетала к небу неприступная скалистая стена. Внизу ее рассекала глубокая узкая щель — из нее, с веселым журчанием, гнал свою воду холодный ручей. Солнца не было, небо застилали низкие серые облака. Было прохладно, сыро и одиноко.

Опутанный сладкой истомой, я безразлично вглядывался в туман, пытаясь угадать, кто же играет на флейте. Я ждал, что туман рассеется – а он, наоборот, все сгущался и темнел, и вскоре непроницаемая черная мгла окутала противоположный берег. Изредка мне чудились там бледные искорки комет, но думаю, это были чьи-то глаза.

Потом я вдруг заметил, что вода в реке поднялась. Раньше она едва касалась моих ступней, теперь же ее мутные воды обхватили мои ноги до колен. Но я оставался недвижим и спокоен, мне было легко и приятно, и я чувствовал себя настолько невесомым, что, казалось, мог бы поплыть по воздуху, лишь слегка оттолкнувшись от шершавой поверхности камня. Но я сидел на месте, закрыв глаза, и слушал тихий шепот реки, вдыхая холодный влажный воздух. Мне было так хорошо и покойно, что я, кажется, снова уснул.

И в этот раз все было совсем иначе. На издевательски пустых ярко-голубых небесах безжалостно сверкало солнце. Оно покорило и уничтожило этот мир, и теперь царило в нем полновластным хозяином. Кругом была пустыня, гладкая и ослепительно яркая, и она была пуста, безводна и смертоносна. Я медленно брел по песку, изможденный и голодный, без особой надежды выжить. Мне было уже все равно, куда идти; я был навеки зажат между двумя бескрайними пустынями: снизу под моими ногами осыпался безжизненный песок, сверху сияло безжизненное небо. Все было одинаково пусто, и лишь солнце, словно живое, хищно кружило над моей головой.

Усталость сковывала меня, червем извивалась в затылке, пожирая редкие осколки мыслей. Я не чувствовал рук, а ноги казались далекими и непослушными. Кажется, я не чувствовал жажды, но мне ужасно хотелось есть — или спать. Но я продолжал идти, непонятно куда и непонятно зачем. Глаза мои давно ослепли от нестерпимого блеска песка, но я продолжал видеть каким-то странным, чуждым зрением. Мне постоянно чудились деревья — чаще всего это были дубы или клены, иногда тополя, и совсем редко — березы. Они постоянно появлялись то справа, то слева, слегка покачиваясь в наполненном жаром воздухе, потом желтели и медленно тали. Кажется, я сходил с ума.

Солнце спалило мои волосы и теперь нещадно жгло шею. Тяжесть его лучей нестерпимым грузом ложилась на плечи, а песок коварно манил погрузиться в его вязкие объятия. И тогда я закрыл глаза — всего на мгновение — а когда открыл, все вокруг ожило.

Они все ждали, когда я упаду. Они никогда не трогали жертву, пока она еще могла сопротивляться. Они умели ждать. Я видел их узкие желтоватые тела, покрытые короткой шерстью, тонкие короткие лапы и зловеще оскаленные пасти, но все, что я мог сделать — это продолжать идти. Я боялся их, и они это знали, и постоянно маячили впереди — мелькали золотистой тенью, ненадолго пропадали и появлялись вновь. И тогда я снова закрыл глаза — опять лишь на мгновение — а когда открыл, песок опрокидывался мне в лицо, заполняя весь мир, и в последний момент, когда я уже чувствовал его жар, прямо из-под земли на меня кинулось что-то, блестя рядами кровожадных зубов, и вцепилось мне прямо в лицо… но боли не было… лишь что-то внутри меня вдруг ожило, встряхнулось и потащило куда-то…

… Я тонул. Вода все прибывала и прибывала — она доползла до скал за моей, поглотила ручей, затопила камень, на котором я сидел и уже поднялась до моей груди. Я проснулся, вздрогнув, и река ответила довольным всплеском. Флейта на другой стороне вдруг резко взвизгнула и замолкла, а в центре реки поднялась волна и раскатилась к берегам, накрыв меня с головой и разогнав остатки сна. Я вскочил, едва не соскользнув с камня, а река вдруг сотряслась в злобном водянистом хохоте и ответила второй волной. Вода подхватила меня и сбросила с камня, заставив беспомощно барахтаться рядом с гладкой отвесной скалой, а в ее тихом плеске мне чудилась плотоядная жадность. Я изо всех сил старался удержаться на поверхности, борясь за каждый глоток воздуха, но волны уже беспрестанно сотрясали реку, а из глубины поднималось что-то темное, зловещее — оно обхватило мои ноги, наполняя бессилием, и я вдруг застыл, не в силах больше бороться, и, не закрывая глаз, скользнул под воду… а потом открыл рот и жадно вдохнул, и легкие отозвались болью… но что-то вдруг вновь пробудилось во мне, вздрогнуло и потянуло куда-то в темноту…

… Я лежал на кровати и смотрел в потолок. Все было по-старому: негромко играла музыка, ветер мягко овевал плечи. На столе рядом с кроватью горой громоздились книги, лежала раскрытая тетрадь с корявыми закорючками формул, почему-то горела лампа. Я чувствовал сонливость — так бывало всегда, когда я засыпал днем. Я прикрыл глаза, но почувствовал, что засыпаю и снова открыл их. Повернув голову, я выглянул в окно, все в грязных разводах от вчерашнего дождя, и вздохнул. Надо было вставать — я не мог позволить себе проспать весь день. Согнув ноги в коленях, я скинул их с кровати и рывком сел… и что-то болью отдалось в голове… и мир вдруг качнулся и перевернулся… и опять нечто полузнакомое зашевелилось внутри меня, вздохнуло, встряхнулось и вновь повлекло в неизвестность…

Где-то между 20.06 и 1.09 1997г.